Неточные совпадения
Он услышал поспешные шаги Разумихина и голос его, закрыл глаза и притворился спящим. Разумихин отворил
дверь и некоторое время стоял на пороге, как бы раздумывая. Потом тихо
шагнул в комнату и осторожно подошел к дивану. Послышался шепот Настасьи...
Башкирец с трудом
шагнул через порог (он был
в колодке) и, сняв высокую свою шапку, остановился у
дверей.
«Семейные бани И. И. Домогайлова сообщают, что
в дворянском отделении устроен для мужчин душ профессора Шарко, а для дам ароматические ванны», — читал он, когда
в дверь постучали и на его крик: «Войдите!» вошел курчавый ученик Маракуева — Дунаев. Он никогда не бывал у Клима, и Самгин встретил его удивленно, поправляя очки. Дунаев, как всегда, улыбался, мелкие колечки густейшей бороды его шевелились, а нос как-то странно углубился
в усы, и
шагал Дунаев так, точно он ожидал, что может провалиться сквозь пол.
Как-то вечером Самгин сидел за чайным столом, перелистывая книжку журнала. Резко хлопнула
дверь в прихожей, вошел, тяжело
шагая, Безбедов, грузно сел к столу и сипло закашлялся; круглое, пухлое лицо его противно шевелилось, точно под кожей растаял и переливался жир, — глаза ослепленно мигали, руки тряслись, он ими точно паутину снимал со лба и щек.
Пошли не
в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали
в окнах домов, точно
в ложах театра, смотрели из
дверей, из ворот. Самгин покорно и спокойно
шагал в хвосте демонстрации, потому что она направлялась
в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей была
в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык знамени исчез за углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
Ярким зимним днем Самгин медленно
шагал по набережной Невы, укладывая
в памяти наиболее громкие фразы лекции. Он еще издали заметил Нехаеву, девушка вышла из
дверей Академии художеств, перешла дорогу и остановилась у сфинкса, глядя на реку, покрытую ослепительно блестевшим снегом; местами снег был разорван ветром и обнажались синеватые лысины льда. Нехаева поздоровалась с Климом, ласково улыбаясь, и заговорила своим слабым голосом...
Самгин почувствовал, что он теряет сознание, встал, упираясь руками
в стену,
шагнул, ударился обо что-то гулкое, как пустой шкаф. Белые облака колебались пред глазами, и глазам было больно, как будто горячая пыль набилась
в них. Он зажег спичку, увидел
дверь, погасил огонек и, вытолкнув себя за
дверь, едва удержался на ногах, — все вокруг колебалось, шумело, и ноги были мягкие, точно у пьяного.
Не ожидая согласия Самгина, он сказал кучеру адрес и попросил его ехать быстрей. Убежище его оказалось близко, и вот он
шагает по лестнице, поднимаясь со ступеньки на ступеньку, как резиновый, снова удивляя Самгина легкостью своего шарообразного тела. На тесной площадке — три
двери. Бердников уперся животом
в среднюю и, посторонясь, пригласил Самгина...
Варвара явилась после одиннадцати часов. Он услышал ее шаги на лестнице и сам отпер
дверь пред нею, а когда она, не раздеваясь, не сказав ни слова, прошла
в свою комнату, он, видя, как неверно она
шагает, как ее руки ловят воздух, с минуту стоял
в прихожей, чувствуя себя оскорбленным.
— А я — ждал, что вы спросите об этом, — откликнулся Тагильский, сунул руки
в карманы брюк, поддернул их,
шагнул к
двери в столовую, прикрыл ее, сунул дымный окурок
в землю кадки с фикусом. И, гуляя по комнате, выбрасывая коротенькие ноги смешно и важно, как петух, он заговорил, как бы читая документ...
Было около полуночи, когда Клим пришел домой. У
двери в комнату брата стояли его ботинки, а сам Дмитрий, должно быть, уже спал; он не откликнулся на стук
в дверь, хотя
в комнате его горел огонь, скважина замка пропускала
в сумрак коридора желтенькую ленту света. Климу хотелось есть. Он осторожно заглянул
в столовую, там
шагали Марина и Кутузов, плечо
в плечо друг с другом; Марина ходила, скрестив руки на груди, опустя голову, Кутузов, размахивая папиросой у своего лица, говорил вполголоса...
Захар мгновенно выбрался из
двери и с необычайной быстротой
шагнул в кухню.
Она стремительно выбежала из квартиры, накидывая на бегу платок и шубку, и пустилась по лестнице. Мы остались одни. Я сбросил шубу,
шагнул и затворил за собою
дверь. Она стояла предо мной как тогда,
в то свидание, с светлым лицом, с светлым взглядом, и, как тогда, протягивала мне обе руки. Меня точно подкосило, и я буквально упал к ее ногам.
«Вышла, думаю, она», —
шагнула это я, ан у кровати, смотрю,
в углу, у
двери, как будто она сама и стоит.
Она осветила кроме моря еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться
в качку. Я
шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до
дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не бросило куда-нибудь
в угол, пожалуй на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за ветром не слыхать. Луны не было.
Она поднялась было с места, но вдруг громко вскрикнула и отшатнулась назад.
В комнату внезапно, хотя и совсем тихо, вошла Грушенька. Никто ее не ожидал. Катя стремительно
шагнула к
дверям, но, поравнявшись с Грушенькой, вдруг остановилась, вся побелела как мел и тихо, почти шепотом, простонала ей...
Иван Федорович отворил
дверь и
шагнул в избу.
Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов
в новой шинели и с узелком
в руке. За ним
шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником. Кругом тишина… На площади ни души… Открытые
двери лавок и кабаков глядят на свет божий уныло, как голодные пасти; около них нет даже нищих.
Произошло всеобщее волнение: Нина Александровна слегка даже вскрикнула, Птицын
шагнул вперед
в беспокойстве, Коля и Фердыщенко, явившиеся
в дверях, остановились
в изумлении, одна Варя по-прежнему смотрела исподлобья, но внимательно наблюдая.
Беспрерывно осведомлялся, не нужно ли ему чего, и когда князь стал ему наконец замечать, чтоб он оставил его
в покое, послушно и безмолвно оборачивался, пробирался обратно на цыпочках к
двери и всё время, пока
шагал, махал руками, как бы давая знать, что он только так, что он не промолвит ни слова, и что вот он уж и вышел, и не придет, и, однако ж, чрез десять минут или по крайней мере чрез четверть часа являлся опять.
— Павел Власов? — спросил офицер, прищурив глаза, и, когда Павел молча кивнул головой, он заявил, крутя ус: — Я должен произвести обыск у тебя. Старуха, встань! Там — кто? — спросил он, заглядывая
в комнату, и порывисто
шагнул к
двери.
Николай помог втащить ванну,
в дверь шагнул высокий сутулый человек, закашлял, надувая бритые щеки, плюнул и хрипло поздоровался...
Они явились почти через месяц после тревожной ночи. У Павла сидел Николай Весовщиков, и, втроем с Андреем, они говорили о своей газете. Было поздно, около полуночи. Мать уже легла и, засыпая, сквозь дрему слышала озабоченные, тихие голоса. Вот Андрей, осторожно
шагая, прошел через кухню, тихо притворил за собой
дверь.
В сенях загремело железное ведро. И вдруг
дверь широко распахнулась — хохол
шагнул в кухню, громко шепнув...
А она знай
шагает и на нас не смотрит, ровно как, братец ты мой,
в тумане у ней головушка ходит. Только взялась она за
дверь, да отворить-то ее и не переможет… Сунулась было моя баба к ней, а она тут же к ногам-то к ее и свалилася, а сама все мычит «пора» да «пора», да барыню, слышь, поминает… эка оказия!
Капитан поклонился,
шагнул два шага к
дверям, вдруг остановился, приложил руку к сердцу, хотел было что-то сказать, не сказал и быстро побежал вон. Но
в дверях как раз столкнулся с Николаем Всеволодовичем; тот посторонился; капитан как-то весь вдруг съежился пред ним и так и замер на месте, не отрывая от него глаз, как кролик от удава. Подождав немного, Николай Всеволодович слегка отстранил его рукой и вошел
в гостиную.
Инженер пошел под акациями, сквозь сеть солнечных лучей,
шагая медленно длинными, сухими ногами, тщательно натягивая перчатку на тонкие пальцы правой руки, — маленький, досиня черный гарсон отошел от
двери ресторана, где он слушал эту беседу, и сказал рабочему, который рылся
в кошельке, доставая медные монеты...
Любовь на секунду остановилась
в дверях, красиво прищурив глаза и гордо сжав губы. Смолин встал со стула,
шагнул навстречу ей и почтительно поклонился. Ей понравился поклон, понравился и сюртук, красиво сидевший на гибком теле Смолина… Он мало изменился — такой же рыжий, гладко остриженный, весь
в веснушках; только усы выросли у него длинные и пышные да глаза стали как будто больше.
Евсей вздрогнул, стиснутый холодной печалью,
шагнул к
двери и вопросительно остановил круглые глаза на жёлтом лице хозяина. Старик крутил пальцами седой клок на подбородке, глядя на него сверху вниз, и мальчику показалось, что он видит большие, тускло-чёрные глаза. Несколько секунд они стояли так, чего-то ожидая друг от друга, и
в груди мальчика трепетно забился ещё неведомый ему страх. Но старик взял с полки книгу и, указывая на обложку пальцем, спросил...
Среди толпы вьюном вился Яков Зарубин, вот он подбежал к Мельникову и, дёргая его за рукав, начал что-то говорить, кивая головой на вагон. Климков быстро оглянулся на человека
в шапке, тот уже встал и шёл к
двери, высоко подняв голову и нахмурив брови. Евсей
шагнул за ним, но на площадку вагона вскочил Мельников, он загородил
дверь, втиснув
в неё своё большое тело, и зарычал...
Писатель осторожно
шагнул к нему, потом подался
в сторону от него, Климков увидал
дверь,
в которую он вошёл, — увидал, потому что глаза писателя смотрели на неё.
Отец толкнул его
в сени и, затолкав по коридору
в свою комнату, плотно закрыл за собою
дверь, а сам стал, посапывая,
шагать из угла
в угол, так
шагал он, когда сердился.
— Ну, тащи на стол, а я им пока кабинет свой покажу. Пожалуйте сюда, сюда, — прибавил он, обратясь ко мне и зазывая меня указательным пальцем. У себя
в доме он меня не «тыкал»: надо ж хозяину быть вежливым. Он повел меня по коридору. — Вот где я пребываю, — промолвил он,
шагнув боком через порог широкой
двери, — а вот и мой кабинет. Милости просим!
Он
шагнул вперёд и остановился, схватившись за косяк
двери, всё
в нём рвалось за ней.
Бурмистров на секунду остановился
в двери, потом
шагнул к женщине и широко открытыми глазами уставился
в лицо ей — бледное, нахмуренное, злое. Босая,
в рубашке и нижней юбке, она стояла прямо, держа правую руку за спиной, а левую у горла.
Сторож издалека увидел доктора и широко распахнул
двери. Первым, громко барабаня, с гордо закинутой головой, торжественно вступил Егор Тимофеевич. За ним, невольно
шагая в такт, вошли те двое, и Петров обернулся
в дверях, и на лице его был ужас.
Брат Ираклий с виноватым видом стоял у
дверей, а Половецкий
шагал по комнате, заложив по военной привычке руки за спину. Он старался подавить
в себе накипавшее бешенство, а брат Ираклий, видимо, не желал уходить.
Пошли
в кабинет. Поручик запер
дверь и, прежде чем начать говорить, долго
шагал из угла
в угол.
Я отпер
дверь. Степан медленно
шагнул в прихожую, слабо пошатнувшись на пороге.
Слышатся всхлипывания. Иван Маркович плачет и бормочет что-то, чего нельзя разобрать сквозь
дверь. Полковник встает и
шагает из угла
в угол. Длинный разговор начинается снова.
Лицо этого незнакомца я
в первую минуту не рассмотрел, но, признаться, чуть не обругал его за то, что он едва не сшиб меня
дверью с ног. Но что меня удивило и заставило обратить на него особенное внимание — это то, что он не вышел
в отворенную им
дверь, как я мог этого ожидать, а напротив, снова возвратился назад и начал преспокойно
шагать из угла
в угол по отвратительной, пустой комнате, едва-едва освещенной сильно оплывшею сальною свечою.
Шагая быстро, но осторожно и без шуму, я прошел ощупью две темные комнаты, пока сильный запах меха не показал мне, что я уже
в прихожей; тут я зажег спичку, тотчас же погасшую, и открыл
дверь в холодный стеклянный фонарь, отделявший прихожую от наружной
двери.
Железный засов был холоден и обжигал руки;
в темноте, не имея возможности зажечь спичку, я довольно долго возился с ним, наконец распахнул
дверь и решительно
шагнул в темноту — и почти столкнулся с ним.